Там где ты - Страница 27


К оглавлению

27

— Энди, в этом нет ничего необычного. Дети сердятся, но в отличие от взрослых не знают, как выразить свой гнев, и изливают его на самого близкого им человека. Ты вел себя как нормальный ребенок. Я уверена, что твоя мама это понимала.

Он снова уставился на спасительный эквалайзер.

— Да, конечно, но я был слишком зациклен на своих переживаниях, чтобы замечать это. Тогда мне было понятно только одно: Салли плачет и виноват в этом я. Ее тревожили мои приступы плохого настроения. Обычно это продолжалось несколько дней. Потом я успокаивался, и все шло нормально. А затем являлась мать, и начинался новый виток…

Гейл смотрела на него во все глаза, не произнося ни слова. Ее взгляд, выражение лица, поза выражали глубокое сочувствие.

— Но в тот раз вышло по-другому, — после недолгой паузы сказал Эндрю. — Подслушав разговор родителей, я понял смысл происходившего. Именно тогда я узнал, что моя мать прибегала к шантажу. Она грозила рассказать социальным работникам дурацкую историю о том, что Диксоны предлагают ей продать меня. Родители знали, что все это чушь собачья, но Салли боялась, что, если не дать Дебби денег, она действительно пойдет в службу социального обеспечения. На время расследования власти были обязаны передать меня в другую семью, а маму пугало, что после этого я могу не вернуться к ним. Так продолжалось еще около двух лет. Но теперь после визитов матери я старался держать язык за зубами, потому что не хотел расстраивать Салли. А потом я придумал план. Мне было четырнадцать лет, я стал старшеклассником и быстро понял, что все на свете имеет свою цену. Я стриг газоны, прочищал водосточные трубы, вскапывал грядки у соседских старушек и делал все, лишь бы немного заработать. Когда я накопил достаточную сумму наличными, то купил пакетик героина.

Гейл ахнула.

— О боже, Энди! Нет! Ты не…

Эндрю покачал головой.

— Нет, — сказал он, сжав ее пальцы. — Я спрятал пакетик у себя в комнате и стал дожидаться визита матери. Вскоре Дебби приехала и начала вынюхивать, чем еще здесь можно поживиться. И тогда я предложил ей выбор… между мной и наркотиками.

Гейл быстро закрыла глаза, но Эндрю успел заметить в ее золотисто-зеленых радужках мучительную боль.

— И она выбрала наркотики, да?

— В тот день она оказала мне большую услугу, — признался Эндрю. — Тогда я этого не понимал, но теперь понимаю.

— Да, могу себе представить, что ты испытывал… Мои отец и мать были людьми довольно странными, имели свои представления о родительском долге, и все же мы никогда не сомневались в искренности их любви. Но если твоя собственная мать… О боже, как же тебе было трудно!

— Честно говоря, сейчас я переживаю только тогда, когда мне напоминают о моем происхождении.

Он ждал жалости и боялся ее. Но увидел в глазах Гейл не жалость, а сочувствие. И еще что-то, отчего мучившие его угрызения совести только усилились. Сострадание.

— Энди, она всего лишь родила тебя. Надеюсь, ты понимаешь разницу. Наследственность еще не все. Возьми любого великого спортсмена. Для того чтобы стать выдающимся баскетболистом, нужны соответствующие данные, но, если бы Майкла Джордана вырвали из его окружения, кто знает, сумел бы он реализовать свои возможности. Я хочу сказать только одно: хотя твоя мать страдала пристрастием к героину, это вовсе не значит, что ты обязательно повторишь ее ошибки.

Он высвободил руку и погладил Гейл по щеке.

— Да, знаю. Правда, для этого мне пришлось изрядно поломать голову. Но наркотики действительно были слабостью моей природной матери. А наследственность играет важную роль в жизни человека.

Гейл повернулась, легко поцеловала ладонь Эндрю, а потом взяла его руку, и их пальцы переплелись снова.

— Зато тебя слабым не назовешь, Эндрю Дафф, — проговорила она.

Ее улыбка была такой нежной, что у Эндрю сжалось сердце. Ему захотелось прильнуть к губам Гейл, дать себе волю и забыть обо всем на свете. Забыть о долге, прошлом и пустом, одиноком будущем.

Он привлек ее к себе, и Гейл довольно вздохнула. Она легла на бок и положила голову ему на грудь.

— А потом ты остепенился или так и остался сорвиголовой? — спросила Гейл, устраиваясь поудобнее.

— Бедняжка Салли не поседела только потому, что красит волосы. — Эндрю заставил себя рассмеяться. — По крайней мере, так она говорит мне.

— Остался один вопрос. Что заставило службу социального обеспечения наконец исполнить свой долг и отдать тебя приемным родителям? — сонно спросила она.

К владевшей Эндрю досаде добавилась острая горечь.

— Они знали, что мать продает талоны на питание и тратит вырученные деньги на наркотики, но ничего не предпринимали, пока нас не выгнали из квартиры. После этого мы переехали к ее дружку, торговцу наркотиками.

Должно быть, Эндрю напрягся, потому что Гейл подняла голову и посмотрела на него с сочувствием. Пытаясь успокоиться, он сделал глубокий вдох, но это не помогло ему справиться с нахлынувшими воспоминаниями.

— Это был настоящий сукин сын, — признался он. — Он лупил меня по всякому поводу, а часто и вовсе без повода. Иногда в Дебби просыпался материнский инстинкт и она пыталась защитить меня, но тогда этот тип набрасывался и на нее. Пару раз она попадала в больницу, а потом научилась помалкивать и смотреть в другую сторону.

— О боже, Энди… — У Гейл сорвался голос.

Эндрю посмотрел на нее и похолодел. В глазах Гейл стояли слезы. Он отстранил ее и спустил ноги на пол.

— Не плачь. — Он встал, взял со столика кружку и пошел на кухню. Бороться с воспоминаниями было бесполезно. Почти всегда такие битвы заканчивались его поражением. Он поставил кружку в мойку, уперся ладонями в крышку буфета и стал ждать, пока улягутся боль, гнев и обида.

27