Там где ты - Страница 26

— Есть общее, — промолвил он. — Мое существование на этом свете началось примерно так же, как у этого малыша.

Гейл попыталась повернуться, но Эндрю еще крепче прижал ее к груди. Он твердил, что не хочет разрушать иллюзию, но знал, что лжет себе. И все же это лучше, чем признаваться в том, что ему нужен духовник.

Гейл прильнула к нему и умолкла. Казалось, она чувствовала, что Эндрю нужно дать время, чтобы собраться с мыслями и привести их в порядок, прежде чем излить душу.

— Я не знаю, кто был моим отцом, и сомневаюсь, что мать сама знала это, — наконец бесстрастно сказал он. — Продаваться за порцию наркотика — вещь обычная, а мать не проявляла особой щепетильности, когда речь шла о том, чего ей хочется.

— Что она употребляла?

— Героин. Возможно, иногда что-нибудь другое. Много ли знали наркоманы тридцать два года назад? — спросил он, не ожидая ответа. — Я родился раньше срока на шесть недель и унаследовал от матери тягу к наркотикам.

— О боже, Энди…

— Это было давно. Но не так давно, чтобы суметь избавиться от душевных шрамов и страха перед будущим.

— Как ты это узнал? Приемные родители рассказали?

— Нет. Ты наверняка имела дело с людьми из служб социального обеспечения и знаешь, что они собой представляют. В больших городах, где есть трущобы и отверженные, социальным работникам приходится тяжело. Они перегружены работой, а получают мало. Я понимаю этих людей и не удивляюсь тому, что они могут наговорить ребенку лишнего. Кто знает, может, они напрочь забыли, что такое сочувствие?

— Значит, ты жил с матерью, пока не стал старше?

Эндрю кивнул, но тут же понял, что Гейл его не видит.

— Меня забрали в шесть лет и отдали на усыновление. Я никогда не мог понять, какого черта они так долго ждали!

— И сколько времени ты провел у первых приемных родителей?

— В каком-то смысле я до сих пор остаюсь с ними. Я всегда считал их настоящими. Хотя я ношу другую фамилию, но считаю себя их сыном. Они заботились обо мне, хотя я был далеко не лучшим ребенком на свете. Я доставлял им кучу хлопот, но они меня не бросали. И не бросили бы даже в том случае, если бы я был последней скотиной.

— Для этого и существует семья, — тихо сказала Гейл. — Жизнь не похожа на короткометражные комедии положений, где все проблемы решаются за двадцать минут. Так не бывает. Я всегда считала, что родственники должны стоять друг за друга горой. Чего бы это им ни стоило.

— Меня в этом убеждать не надо, — хмуро буркнул Эндрю.

Черт возьми, то, что здесь происходит, едва ли можно назвать сбором информации… Хотя Эндрю отчаянно пытался сосредоточиться на своей задаче, но близость между ними росла. Он это знал и чувствовал.

Когда он в последний раз откровенно разговаривал с другим человеком? Черт побери, Эндрю не помнил даже, когда он в последний раз сидел с женщиной и обнимал ее. Эта мысль была ему приятна как мужчине, но приводила в ужас как представителя закона. Ему дали на завершение дела всего неделю. Если он потерпит неудачу, то будет вынужден уехать. В глубине души Эндрю знал, что это разобьет сердце им обоим.

— Твоя мать еще жива? — спросила Гейл.

— Была жива, когда я видел ее в последний раз.

— Тогда тебе было четырнадцать?

— Угу.

— Ты сказал, что попал к приемным родителям в шесть лет. Но с матерью ты виделся регулярно? Хотя бы какое-то время?

— Только тогда, когда ей были нужны деньги на наркотики. Она приезжала к моим старикам, чтобы расколоть их на несколько баксов. Штат платил за мое содержание, и мать считала, что имеет право на часть этих денег.

— Это просто смешно.

— Смешнее другое. Мои родители платили Дебби за то, чтобы она ушла и не появлялась до следующего раза. Наверное, это было неправильно, но таким образом они защищали меня.

— И это продолжалось восемь лет? — не веря своим ушам, спросила Гейл.

— Да. Только я подумал, что больше никогда ее не увижу, как она явилась и сказала, что хочет забрать меня. Но притворяться она была не мастерица. Ей нужен был не я, а деньги, которые Гарри и Салли получали за заботу обо мне. Я был для матери чем-то вроде чека от службы социального обеспечения. Источником средств, которые она могла бы тратить на шприцы, героин и прочую мерзость.

— Почему она перестала приходить, если считала, что имеет право доить твоих приемных родителей?

Эндрю невольно прикрыл глаза. Не для того чтобы укрыться от боли, а чтобы лучше вспомнить прошлое.

— Мать перестала приходить потому, что я заставил ее выбирать. Или я, или ее привычки.

Гейл слегка пошевелилась, повернулась лицом к Эндрю, взяла его руки и положила к себе на колени.

— Что случилось? — спросила она, глядя на Эндрю с сочувствием, которого он не заслуживал.

Это было выше его сил. Он отвернулся и уставился на пляшущие огоньки эквалайзера. Из стоявшего на книжной полке дискового стереопроигрывателя доносилась негромкая музыка. Эндрю медленно вернулся в прошлое, полное тоски и боли.

— К тому времени, когда мне исполнилось двенадцать, я понял, почему Дебби то и дело возвращается, — начал он. — После каждого ее визита на меня нападала хандра. Теперь я знаю, что это типичный синдром брошенного ребенка. Салли плакала, а потом начинала суетиться вокруг меня, пытаясь утешить. Однажды я увидел, как Гарри дал моей матери деньги, после чего она ушла. Я разозлился и обвинил их в том, что они платят Дебби за то, чтобы она от меня отказалась.

— Но ведь у них была для этого причина, правда?

— Да, только я в то время думал по-другому, — сказал Эндрю, не отводя глаз. — Я жестоко ошибался. Но в тот вечер я подслушал разговор родителей и потом не мог уснуть. Не потому, что узнал настоящую причину появлений моей матери. Меня потрясло, что Салли плакала так, словно у нее разрывается сердце. Потому что я, маленький ублюдок, сорвал на ней зло.